— У них все-таки есть свободный выбор, — отмечает Мата Хари. — Мои люди-волки ничего не понимают в знаках, снах и вспышках, которые я им посылаю. Медиумы остаются глухи к моим призывам. Они делают то, что им придет в голову, настоящие аутисты.

Сезоны прерывают нас, принеся обеденные блюда. После яиц, соли, овощей и сырого мяса настала очередь жареного мяса для новой вкусовой информации.

Жареная куропатка, теплая и волокнистая, тает во рту. Деликатес. Как это отличается от сырой цапли, даже тонко нарезанной в карпаччо. Я сразу понимаю всю важность появления огня для цивилизации. Теплое мясо согревает пищевод и приятно успокаивает. Я подкладываю себе несколько порций подряд. Горячий жир течет по горлу, как сладость.

После жареной куропатки следует рагу из мяса бегемота. Радикальное изменение. У этого мяса более сильный и стойкий вкус. Никто больше не говорит, все наслаждаются пищей.

Когда я снова возьмусь за свое племя, я пошлю молнию на их рыб, чтобы они тоже познали счастье есть жареное мясо.

Сезоны ставят на столы кушанья, служившие пищей первобытным людям: корни растений, а также насекомые, саранча, личинки термитов, муравьиные матки, жесткокрылые, пауки…

Я спрашиваю Сезон Осень:. — Наши предки, они действительно это ели?

Она кивает головой.

— В Африке люди до сих пор едят саранчу, — говорит Мата Хари. — Это протеины.

В моей тарелке снова жареное мясо, которое я сразу не могу идентифицировать. Вкусно. Немного волокнистое… Возможно, свинина? Мэрилин первая подпрыгивает, бормоча в ужасе:

— Это… это… человечина!

С приступом тошноты мы немедленно выплевываем все изо рта. Нашему примеру следуют ученики за другими столами, тоже понявшие, в чем дело.

Сезоны, напротив, смеются над нашей брезгливостью. К моему великому удивлению, я вижу среди учеников нескольких отважных, которые хотят доесть содержимое своих тарелок, и среди них Рауль. Мата Хари колеблется, потом все-таки не решается.

— Это не кашерная пища, — просто говорит Фредди.

Со своей стороны, я набиваю рот различными овощами: луком, чесноком, капустой, корнишонами, чтобы забить жуткий вкус, остающийся во рту.

Дионис объявляет, что после обеда мы приглашаемся на праздник, посвященный нашим дебютам в игре «Игрек».

В Амфитеатре к тамтамам, ксилофонам, арфам и гитарам вскоре добавляется хор сирен. Кентавры принесли их сюда в огромном передвижном бассейне.

Я следую за взглядом Рауля, ищущего среди водяных существ своего отца, но, как и он, вижу, что Франсиса Разорбака здесь нет. Эдмонд Уэллс шепчет мне на ухо:

— Знаешь, со своей стаей сардин я обнаружил странную вещь. Когда первая рыба получает информацию, ее получает вся стая.

— Ты хочешь сказать, что она передает информацию другим?

— Я тоже сперва так думал, но это не так. Это сложнее. На самом деле, рыбы в голове стаи и в хвосте реагируют одновременно. Как будто информация распространялась мгновенно.

— Как в едином организме?

— Да. Они все «закоммутированы». Я думаю, что муравьи тоже. Представляешь, если бы удалось создать закоммутированное человеческое сообщество?

— Как только один человек получает информацию, ее получает все человечество?

Я пытаюсь переварить эту идею.

— Не стоит мечтать… Мы еще слишком далеки от этого.

Начинает играть восточная мелодия, и Мата Хари снова извивается на танцевальной площадке. У меня такое впечатление, что каждый день я проживаю одну и ту же историю, только с небольшим дополнением. Другой бог-профессор, другое подопытное животное, другая пища, другой инструмент.

Уставшие от долгого ухода за своими племенами, некоторые ученики отправляются спать, некоторые наедаются фруктами, чтобы забыть вкус человеческого мяса.

— Вы нашли? — спрашивает голос за моей спиной. Ее запах. Я оборачиваюсь. Она здесь.

— Нашел… Нашел что?

— Решение загадки.

— Нет, не нашел.

— Тогда вы, может быть, не «тот, кого ждут»?

Охваченный внезапной интуицией, я пробую:

— Это могут быть дети. Они лучше Бога в тот момент, когда появляются на свет, хуже дьявола, когда растут. У бедных их больше, чем нужно. Богатые испытывают проблемы с заведением детей. Если их съесть, умрешь, поскольку каннибализм приводит к отмиранию клеток.

Она мило смотрит на меня.

— Нет, не это.

Я любуюсь ею. Прелестные ямочки на гладких щеках. Я вдыхаю кисловатый запах ее кожи, смешанный с ароматом карамели… Ее глаза, в упор смотрящие на меня, смеются.

— Вы танцуете? — спрашивает она.

— Конечно, — отвечаю я в тот момент, когда сирены начинают медленную мелодию.

Она берет меня за руку. Ее тело под тогой касается моего. Вокруг нас образуются другие пары. Фредди обнимает Мэрилин, Рауль приглашает Мату Хари.

— Я смотрела вашу партию игры «Игрек», — шепчет она мне на ухо. — Мне нравится ваш стиль игры.

Я сглатываю слюну.

— Однако альянс является наименее естественным поведением, — продолжает моя партнерша. — Момент, когда необходимо преодолеть страх и предложить союз, всегда деликатен.

Мне кажется, что она немного приблизилась ко мне.

— Эта старая женщина, которая плавает, нужно было это придумать. Не знаю почему, но боги-ученики, как правило, выбирают слишком молодых людей в качестве медиумов. Да, действительно, вы хорошо сыграли эту партию.

— Спасибо.

— Не благодарите меня. Я видела рождение и смерть стольких народов. Я видела, как многообещающие цивилизации погибли из-за того, что в нужный момент не подали руку незнакомцам, или наоборот, не уничтожили их, когда они стали опасны.

Очарованный прикосновением к ней, я с трудом слежу за ее мыслью. Я бормочу:

— Я… я не понимаю.

— Не стоит обманывать себя. Люди с «Земли 18» пока только улучшенные бабуины.

— Они… они больше не приматы.

— Я не сказала приматы, я сказала бабуины. Бабуины — социальные животные, которые в стае могут обратить в бегство львов, а в одиночку, как и люди, могут быть симпатичными. Лишь собравшись в стаю, они становятся свирепыми и спесивыми. Чем их больше, тем они агрессивнее. Именно поэтому, говорю вам, протягивать руку всем племенам может быть и является в идеале замечательной концепцией, но в отдельных случаях это опасно. Это может означать ваше поражение. Не забывайте о поведении людей-крыс.

— А чем предложение союза опаснее драки?

— Я видела столько предательств между народами, вождями, богами… Сперва нужно быть сильным и только потом великодушным.

Она продолжает говорить, но я ее больше не слышу. Я дрожу и покрываюсь мурашками. Я чувствую ее маленькие груди прижатыми к моей груди. Я чувствую биение ее сердца, сердца богини любви. -… Вы теперь не ангелы. У вас больше нет моральных обязательств. Научитесь абсолютной свободе, по отношению к себе и по отношению к другим.

Я закрываю глаза, чтобы лучше слышать ее голос и чувствовать ее запах. Никогда мне не было так хорошо, так спокойно, как рядом с ней, Афродитой. Я хотел бы, чтобы время остановилось. Я хотел бы покинуть свое тело, чтобы посмотреть со стороны на нас, танцующих прижавшись друг к другу. Я бы подумал тогда, что этому Мишелю Пэнсону очень повезло обнимать такую женщину. -…Быть свободным опасно. Вы не можете не знать, как реагируют люди, предоставленные сами себе. Почему вы хотите, чтобы боги вели себя иначе?

— Я… У меня есть друзья. Они… Они мои союзники.

— Не будьте наивным, Мишель. Здесь у вас нет друзей, только соперники. Каждый за себя. В финале останется лишь один победитель.

Мы кружимся, а музыка немного ускоряется.

— Мой бедный Мишель, ваша проблема в том, что вы… добрый. Как же вы хотите, чтобы женщина полюбила доброго мужчину? Можно простить мужчине все, кроме этого.

Мы танцуем, и я хотел бы, чтобы это состояние чистого счастья продолжалось бесконечно… Она немного отстраняется от меня, и я погружаюсь в ее изумрудные глаза, в которых, как мне кажется, отражается карта этого острова, на который меня отправили. У меня нет времени ее рассмотреть. Пропасть ее зрачков захватывает и притягивает меня.